«В реставрации нет правил и шаблонов»
— Армен Суренович, ваш отец 30 лет руководил объединением «Реставратор». Видимо, вопрос, кем стать, для вас не стоял?
— Хоть я и провел детство в реставрационной мастерской, художником стал не сразу. После полета Юрия Гагарина все ринулись в радиотехнику, электронику. Я тоже поступил в радиотехникум, но, проучившись полтора года, понял, что это не мое. Потом отслужил три с половиной года механиком водителем средних танков. И только после службы устроился работать в бригаду Якова Александровича Казакова в Екатерининский дворец, где работали многие известные мастера.
— Яков Александрович стал вашим первым учителем?
— В мастерской Казакова я учился мастерству монументальной живописи. В реставрации икон и станковой живописи моим учителем был великолепный мастер Самуил Федорович Коненков. По сути он первый учитель, и в этом мне крупно повезло, поскольку он научил меня видеть произведение не поверхностно, как видят его зрители, а как мастера, заглядывающего внутрь произведения, угадывающего весь ход работы старого мастера, его технику и технологию.
— Долго пришлось учиться?
— Всю жизнь!
— Мне кажется, реставратор – штучная профессия и редкая. Ведь столько качеств должно совместиться в одном человеке! Что в ней главное?
— Тут надо уметь от себя немножко уходить. Потому что каждый мастер – это совершенно другой человек. Когда какие-то места живописи утрачены, надо насмотреть и сделать так, чтобы никто не заметил разницы. Во многих странах отказываются от этого. Говорят: нельзя влезать в мастера… Мы в мастера не влезаем, мы как бы его продолжаем. Но можно продолжить хорошо, а можно продолжить плохо. В свое время, когда Самуил Федорович просил меня что-то сделать, я брался за работу быстро, не особо задумываясь. А он все время говорил: «Как тебе не страшно?» Тогда я не понимал его. А теперь тоже боюсь. С годами процесс становится более осмысленным: пробуешь осторожно, начинаешь с малого, потом вникаешь, смотришь, анализируешь.
— Скажите, а это не обидно – писать за «того парня», будучи серьезным художником? Для вас не существует проблемы самовыражения?
— У меня есть свои работы. Многие их них находятся в частных коллекциях, частично – у меня дома, на антресолях.
— Насколько аутентичной получается живопись при реставрации? Ведь со временем техники усовершенствуются, материалы меняются? Как бы добиваетесь вот этой неотличимости новодела, если можно так выразиться, от оригинала?
— Мы работаем в традиционной технике. Замешиваем пигменты, используя старинные рецепты. В этом особенность петербургской школы раставрации.
— На реставрацию Морского собора выделяют огромные деньги – буквально несколько годовых бюджетов Кронштадта. При этом ни фресок Рафаэля, ни досок Рублева в соборе нет. Чем уникален храм, что его восстановление требует таких вложений?
— Во-первых, это самый большой собор в стране – он чуть-чуть ниже Исаакия, но по объему его превосходит. Во-вторых, здесь очень много такого, чего вы не увидите ни в одном храме. По исторической справке, собор расписывали наши петербургские академисты. Вот необычная композиция — «Причащение». Здесь два Христа в одном лице. Композит такой – с одной стороны он причащает хлебом, с другой – вином. Живопись выполнена чисто в византийском духе. Рядом шестикрылые Серафимы, стилизованные под модерн. Если посмотреть на соседний образ – это уже отголоски Петрова-Водкина. Вот на этой стене – по технике, по письму – это чистый Палех.
— Эклектика получается!
— Тут надо еще все расчищать все, рассматривать — столько здесь всего. Самое удивительное, что все это живет вместе, ничто ничего не отторгает. Это, наверное, единственный храм в России, который будет иметь такую живопись. Это будет сумасшедший проект.
— Как я понимаю, вам придется изучать техники всех этих художников. Как вы начинаете работу над объектом?
— Начинаем с изучения исторической справки. Подбираем материалы. Когда уже объект подходит к концу, ты знаешь о нем практически все.
— Смотрю, многие стены еще покрыты краской. Видимо, определить объем работы – сколько сохранилось, сколько утрачено — пока нельзя?
— Надеюсь, что здесь очень много сохранилось. Как раз слой краски и сохранил живопись. По прежним стенам видно, что красили прямо поверх картин, не разрушая предыдущего слоя.
— Армен Суренович, а конкуренция среди реставраторов большая? Трудно добывать объекты?
— Я считаю, что у меня с моей командой нет конкурентов – ни в Питере, ни Москве, нигде.
— В списке ваших объектов самые значимые памятники истории, архитектуры, культовые сооружения. Есть среди них любимые?
— Каждый любимый. В каждом – кусочек жизни.
